У Спиридона Ильича засосало под ложечкой. На душе стало одиноко и горько. И он почему-то понял, что партизанить обязательно придется. То, что раньше было для него теоретическим предположением, сейчас показалось неизбежностью. Гитлеровцы возьмут город и пойдут дальше. Где их остановят, было для него загадкой. Опасность, которую несло фашистское нашествие и о которой так ясно было сказано в Обращении Сталина к народу, приняла для него живой, конкретный облик.
Он почти перешел мост и неожиданно остановился. «А стоит ли туда идти? — рассудил Морозов. — Прошляюсь тут, а вдруг как гитлеровцы жиманут? И до Вешкина не доберусь… Где тогда людей своих сыщу? Разбегутся, а то в леса уйдут, и останусь, как бобыль».
Так, в колебаниях, он двинулся дальше. Глаза то и дело пробегали по лицам двигающихся навстречу бойцов и командиров.
Где-то уже за мостом Морозов, сойдя с дороги, снова остановился. Мимо лошадь тянула семидесятишестимиллиметровую пушку. За ней, рассыпав строй, шли солдаты, а за ними — артиллеристы; ухватившись за лафет, они катили такую же, как впереди, пушку сами. Спиридон Ильич подумал: «Или лошадей поубивало?» — и снова направился вперед. На месте, где надо было сворачивать, он опять стал. Мимо в крайнем ряду солдатской колонны проходил рослый крепкий парень с наискось перебинтованной головой. На широких мускулистых плечах он нес станину от пулемета «максим». Станина пригибала солдата и делала его как бы сутулым. Но все равно чем-то уж очень знакомым пахнуло на Спиридона Ильича. Вглядевшись в лицо солдату, Морозов вдруг крикнул:
— Петр! Петр! — И бросился к нему.
Это был действительно Петр.
Окинув Морозова дрогнувшим взглядом, он мучительно улыбнулся. Передав станину Сутину, вышел из строя и протянул Спиридону Ильичу руку. Пошел, стараясь идти в ногу с ним, сбоку колонны.
Спиридон Ильич теперь твердо решил не идти на явку, а ехать прямо в Вешкино. Встрече он по-отцовски обрадовался и шел, если бы посмотреть на них со стороны, будто провожал сына на тяжелое, нужное дело.
Заговорили они, только когда оказались у моста. Спиридон Ильич, заметив: хорошо, мол, что он, Петр, не тяжело ранен, — спросил, что же случилось с его, Морозова, семьей? Петр рассказал. Выслушав, Спиридон Ильич упрекнул его за малодушие — не смог, дескать, рассказать в Вешкине? — и проговорил:
— Так что Валюша в Луге, думаю я. Если бы не так, ты бы ее на шоссе или около него нашел.
Петр промолчал. Тихо сказал — через паузу:
— Вот, топаем… — И голос его упал до полушепота: — Дрались, как звери, и вдруг приказ: отходить. Оказывается, где-то южнее, под Островом, что ли, враг прорвал оборону и держаться дальше стало бессмысленным. Так и сказал наш Буров: «Приказ получен. Никаких разговорчиков. Вы что, в окружение хотели бы попасть?! Гитлеровцы на Порхово идут, нас с юга обходят!..»
Перешли мост через Великую. За Довмонтовым городом колонна, свернув вправо от белокаменных стен Крома к проспекту, ускорила шаг… Возле проулка, который вел к дому Морозовых, Спиридон Ильич, уже успокоившийся и переставший думать о семье, понял: надо прощаться. Подав руку, остановил Петра. Чеботарев, нахмурившись, проговорил:
— Вы Федора Зоммера помните? Это товарищ Сони… еще Первое мая у вас справляли… пел который? — И через паузу, проглотив слюну: — Ну так вот, он остался там, на УРе… прикрывают наш отход… может, и в живых уж нет парня. — И смолк.
Молчал, скорбно поглядывая в лицо Петру, и Морозов. А мимо шли и шли солдаты. Наконец Спиридон Ильич потянулся к Петру, чтобы поцеловать его на прощание. Расцеловались. Легонько толкнув Петра — иди-де, твои далеко ушли, — Валин отец попятился в сторону, к тротуару. С тротуара крикнул, стараясь, чтобы в голосе не было грустинки:
— Воюй! Будем ждать… Любили тебя и любим! Прощай!
Петр невесело улыбнулся, сделал ему прощальный взмах рукою и, не оборачиваясь, пошел — широко шагая, опережая идущих в колонне бойцов.
Спиридон Ильич с глубокой печалью глядел в спину Чеботареву. Когда Петр, нагнав своих, исчез в колонне, Морозов вытер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза, кашлянул и направился, стараясь идти быстрей, к своему дому, чтобы взять вещевой мешок, винтовку и поспешить в отряд.
3Брезжил рассвет. С запада ползло, заволакивая небо, тяжелое черное облако.
Зоммер, сойдя с шоссе вблизи Завеличья, остановился, снял с плеча тело пулемета «максим» и бережно опустил его на запыленные жирные листья подорожника. Устало выпрямившись, стянул на лоб пилотку, вытер ею потное, грязное лицо и посмотрел на облако. Посмотрел и подумал, что так же вот, как оно, неторопливо ползут сейчас от УРа сюда, к Пскову, гитлеровские части. Снова надев пилотку, глянул вперед, на замерший в предутренней тишине город, и представил, как на том берегу реки Великой торопливо окапывается, готовясь к новой жестокой схватке с врагом, родной полк.
Подошли немного отставшие первый номер пулемета и боец-сапер — все, кто уцелел от группы Зоммера, оставленной на позициях батальона Похлебкина в составе арьергарда для прикрытия отхода полка.
Зоммер посмотрел на пулеметчика, ссутулившегося под тяжестью станины, и негромко сказал:
— Давай поменяемся, ты устал.
Боец опустил возле пулеметчика коробки с лентами, поправил съехавшую на глаза каску с вмятиной от пули над виском и приготовился помочь Зоммеру снять с младшего сержанта станину, охватившую шею, как хомут.
Младший сержант не дал. Поправил станину, подкинув ее толчком плеч, и проговорил:
— Ничего. Донесу. Немного осталось.
Зоммер подумал о младшем сержанте: «Настойчивый. Из сил выбился, а тянет», вслух же сказал:
— Как хочешь, — и, снова закинув на плечо тело пулемета, пошел вперед.
Пока шли по Завеличью, Зоммер размышлял то о Бурове, которому надо будет рапортовать, что задание выполнено, то о Соне. Изредка поглядывал на задернутые занавески окон. Показалось сначала, что люди в домах спят беспечно и покойно. Возле одного домика он даже замедлил шаг. Подумал о его жильцах: «Хоть бы за Великую ушли, там у своих бы оказались». В это время занавески в крайнем окне чуть шелохнулись, и Зоммер, снова прибавив шагу, отвернулся от домика. Понимал уже, что покой этот обманчивый, обманчива и тишина, в которой гулко раздавались удары о булыжную мостовую солдатских подков. Все здесь не спало. Только замерло, ждало своей участи. «Может, и Соня сейчас вот так же не спит», — погрустнев, подумал вдруг Зоммер.
Показалась Пароменская церковь и мост через реку вправо от нее. Луковка купола над четырехскатной крышей чернела на фоне светлевшего края облака… Зоммер ускорил шаг. Заходя на мост, всматривался в сереющий противоположный берег реки, в крепостные стены, башни, крыши домов — хотелось скорее увидеть готовившихся к обороне однополчан. Но там все как вымерло, и Зоммер, ошеломленный, подумал: «Неужели ушли дальше?» И он остановился вдруг как вкопанный: вторая половина моста была взорвана и, осев, концом уходила в воду. Зоммер стоял перед рваным, свисающим краем моста и какое-то мгновение глядел, охваченный тяжелым чувством, то на тот берег, то на черную воду возле взорванного быка, в которой голубым светом мерцало отражение яркой звезды. На глазах оно стало тускнеть и пропало. Зоммер рывком задрал голову и увидел над собой наползающее на небо облако, закрывшее звезду. И с еще большей остротой почувствовал он, что попал в положение трудное, прямо трагическое.
Сердце Зоммера ныло. Как каменное изваяние, стоял он у края взорванного моста и все всматривался в тот берег. Из-за плеча услышал, как младший сержант сказал упавшим голосом:
— Что туда шары пялить? Надо лодку искать да скорее переправляться. Немцы, поди, уж проснулись и катят по шоссейке.
Это «немцы» теперь, когда шла война, Зоммер слышал постоянно, и ему казалось, что он уже привык к этому слову. Но сейчас почему-то оно нестерпимо больно кольнуло его в неперестававшее ныть сердце. Хотелось крикнуть: «Не немцы они — фашисты, сволочи, отребье нации!» Но тут же что-то в нем и запротестовало: «Какое же отребье! Под штыком ведь не только нацисты и их лизоблюды — вся Германия! Все, кому Гитлер дал оружие, стреляют в нас…» С этими противоречивыми мыслями, не ища ответа на них, Зоммер некоторое время тупо глядел в черную воду перед собой, на взорванный бык, потом отступил от края моста на шаг, повернулся как-то всем корпусом и пошел на берег.
Лодку они нашли выше по реке, на луговине перед Мирожским монастырем. Стащили ее в воду. Она текла по всем швам.
Зоммер вычерпывал солдатским котелком воду из лодки, а остальные гребли: один — прикладом винтовки, а другой — подобранной на берегу палкой. К берегу пристали, стоя по щиколотку в воде.
Выбравшись из лодки, передохнули. Карабкаясь в гору, снова тащили на себе части «максима». У изъеденной временем крепостной стены из бутового почерневшего камня их остановил вышедший через пролом навстречу старшина с бойцом. Выяснив, кто они такие, старшина сказал:
